Сельская молодежь № 6 1988
Константин СОЧНЕВ
Это случилось 18 марта 1987 года. В 14 часов 20 минут уничтожили гостиницу «Англетер». Когда рушились стены, я почувствовала, как рушится все внутри меня.
Из дневника Татьяны Лихановой
Константин СОЧНЕВ
Это случилось 18 марта 1987 года. В 14 часов 20 минут уничтожили гостиницу «Англетер». Когда рушились стены, я почувствовала, как рушится все внутри меня.
Из дневника Татьяны Лихановой
«АНГЛЕТЕР»
События, развернувшиеся в те мартовские дни на Исаакиевской площади в Ленинграде, кажутся нереальными. Они уже превращаются в историю обрастая домыслами и легендами. Это — история «Англетера».
Из дневника Татьяны Лихановой:
«Я не смогу им простить ни того, что сделали они с городом, ни того, что сделали они со мной. Я хочу рассказать вам правду, и, наверное, моя попытка донести до людей хронику этих дней — последние отголоски былой веры в то, что есть на земле справедливость.
Пятница, 13 марта
Сегодня возле здания Ленгорисполкома была демонстрация: Сотни людей требовали сохранения «Англетера», отданного на откуп «интуристовской» гостинице. Говорят, финской фирме, которая по контракту должна создавать фешенебельные номера, удобнее это сделать на голом расчищенном месте. Чтобы подогнать необходимую технику, нужно будет уничтожить еще одно здание по улице Гоголя, примыкающее к «Англетеру», замечательное сдержанной гармонией линий и изяществом внутренней отделки. Многие еще не хотят в это верить. Говорят: «Не можем мы продавать за доллары нашу историю». К собравшимся вышли начальник главного управления культуры Ленгорисполкома Тупикин и его заместитель Мудрова. Они заверили, что «Англетер» не будет снесен. Тогда еще многие полагали, что их слова — достаточный аргумент, чтобы не беспокоиться о судьбе здания.
Понедельник, 16 марта
Опять появились основания для беспокойства: рабочие сообщили, что с десяти утра начнутся работы по сносу. Народ прибывает. Появляется все больше плакатов и транспарантов в защиту дома. Вместе с ними прибывают и отряды милиции. Примерно к двенадцати приехал начальник строительства Мовченюк... Он заверил, что до согласования с Министерством культуры никаких работ производиться не будет.
— Вы лично это гарантируете?
— Да, гарантирую. Два-три дня можете спать спокойно... Приехала бригада строителей. Объяснили, что получили приказ приступить к сносу дома.
— Да здесь же начальник ваш был. Гарантировал, что в ближайшие дни сносить не будут.
— Ну, звоните ему, мы подождем. Нам сказали...
Звоним. Вызываем. Приехал опять. Но уже ничего не объясняет. Переговорил с рабочими, уехал. Те стали рыть что-то вокруг, говорят, для прокладки новых кабелей. Народ еще меньше верит в то, что дом не будет снесен. Предлагают собрать подписи под телеграммой в Москву. Кому? Конечно же, Михаилу Сергеевичу. Уж Горбачеву-то все верят. Иностранные туристы подъезжают на экскурсионных автобусах. Спрашивают — что за подписи, к кому мы обращаемся.
— Телеграмма Горбачеву.
— Я не советский, я из США. Но я тоже не хочу, чтобы этот дом ломали, можно мне подписаться?
— Я из Финляндии...
— Я югослав...
— Я француз...
Вторник, 17 марта
В восемь утра позвонили с площади — рабочие начали долбить стены. Около десяти приходил начальник Государственной инспекции по охране памятников И. П. Саутов. Выглядит, как всегда, замечательно, свеж и сыт. Не то что мы — синяки под глазами, а дальше все зеленое. Говорит, что у него тоже сердце кровью обливается, клянусь, мол, детьми. Но сделать ничего нельзя... Пока с Саутовым беседовали, рабочие кусок стены откололи снизу.
...Около шести часов несколько наших представителей отправились в исполком. Беседовали с помощником зампредисполкома Л. И. Загоровской. Сначала пытались нас, как дилетантов, подавить профессиональной эрудицией, но Алексей Ковалев (руководитель Группы Спасения...— К. С.), оказалось, прекрасно разбирается во всех тонкостях. Договориться ни о чем не удалось. Но — собрали еще 800 подписей.
Среда, 18 марта
Позвонили в половине девятого. Сообщили, что нас к 10 часам пригласили для беседы с председателем Ленгорисполкома Ходыревым. Подивились этому чуду. Поехали. Принимал нас, правда, не Ходырев, а его зам. Б. А. Суровцев. Присутствовали: зампредседателя исполкома по культуре В. И. Матвиенко, помощник зампредисполкома Л. И. Загоровская, начальник ГИОПа И. П. Саутов, главный архитектор города С. И. Соколов, автор проекта реконструкции «Астории», главный редактор ленинградской молодежной газеты «Смена», представители ГК ВЛКСМ. Беседовали три часа.
А. КОВАЛЕВ: Вы сказали, что кирпич, из которого состоят стены «Англетера», потерял четыре процента прочности, поэтому нужно сносить. Но в учебнике, которым пользуются во всех архитектурных вузах страны, черным по белому написано, что здание пригодно для реставрации до тех пор, пока кирпич не потеряет семнадцати процентов своей первоначальной прочности. Б. САУТОВ: При желании и больших затратах все можно сохранить. Только вопрос: нужно ли это? И — зачем?
В. МАТВИЕНКО: Конечно! Ну что интересного в этом доме?
А. КОВАЛЕВ: Секундочку! Разрешение Министерства культуры на снос у вас есть?
Б. САУТОВ: Будет.
А. КОВАЛЕВ: Оно когда еще будет (если вообще будет), а работы третий день ведутся.
С. СОКОЛОВ: Ничего там не ведется.
МЫ ХОРОМ: Да мы третьи сутки дежурим. Они уже и стены подрубают. Может, пока мы тут заседаем, ломать начали.
Б. СУРОВЦЕВ: Я понял ваши претензии. Обещаю их передать кому следует. Мы еще раз все обсудим, вечером сообщим вам наше решение. Мы покинули здание исполкома и поспешили на площадь. А там...
Милиция плотными рядами заслонила забор стройплощадки, движение на прилегающих улицах прекратили. На другой стороне появились дружинники. Алексей Ковалев пошел к ним, пытаясь поговорить. Генерал-майор Цветков, замначальника ГУВД Ленинграда, крикнул:
— Хватайте этого! Он — главный! Алексей обернулся, жестом остановил направившихся к нему милиционеров крикнул:
— Заявляю! Сопротивления вам оказывать не буду — ни сейчас, ни потом! Свидетели — вся площадь!
Его скрутили и бросили в машину.
— Начали! — скомандовал генерал-майор.
Мы стояли, взявшись за руки, вдоль забора, прикрываемого милицией.
— Я сказал, очистить помещение!
Ну вот, рассмешил. Хотя и страшно. Наш смех окончательно взбесил его, и он закричал в мегафон:
— Начали, я сказал!
И они пошли. Они били нас в спины, тащили волоком через площадь, за ограждения, у которых остолбенели изумленные прохожие: «Люди! Что же вы смотрите?» Мы чувствовали: милиционеры зверели все больше. Они порвали одежду на одной девушке, которая была рядом со мной и уже вышла за зону оцепления, не могли удержаться и нанесли ей несколько ударов, пока она не упала в грязь. Мы еще не успели оправиться от шока, как против нас встал человек с камерой под охраной двух офицеров и методично начал снимать наши лица, оставляя в стороне милицию. Когда я попробовала обойти вокруг собора, увидела, как все интуристовские автобусы разворачивают прочь от площади. Когда вернулась назад, по облаку пыли и по лицам людей поняла: дело сделано. Люди стояли как на похоронах. Начали рушить именно с комнаты Есенина».
...У развалин гостиницы был создан Пост общественной информации, несли по очереди дежурство. Прямо на забор повесили плакаты, стенды, листовки, чертежи. Рассказывали прохожим о том, что будет с Ленинградом, если нынешняя «реставрационная» политика останется в силе еще хотя бы несколько лет. Уже во время мартовских событий в сквере у Исаакия образовалось новое молодежное неформальное объединение «Англетер». В него вошли «сайгоновские» ребята (завсегдатаи кафе от ресторана «Москва» на Невском проспекте под кодовым названием «Сайгон»), которые до этого не интересовались не только защитой памятников, но вообще ничем, кроме своих внутренних «сайгоновских» проблем.
На Пост приходили люди. Читали, слушали, ставили свои подписи под обращением в ЦК КПСС и Совет Министров СССР с требованием создания правительственной комиссии по расследованию злоупотреблений, связанных с реставрацией и сохранением памятников культуры. Всего было собрано 35 тысяч подписей из 50 городов Советского Союза и из 15 стран мира. Городские власти и на этот раз постарались прекратить неугодную им деятельность. Было предъявлено обвинение в нарушении членами Поста решения Ленгорсовета М 583 от 19 июня 1972 года о порядке расклеивания в городе Ленинграде афиш, объявлений, плакатов и установки рекламных щитов. После этого все печатные и рисованные материалы ребята повесили на грудь. 9 Мая, в День Победы, на Посту был организован праздник для ветеранов войны. Пели песни, читали стихи, слушали рассказы фронтовиков, объясняли им, зачем существует Пост, чего добиваются участники неформального движения. Девизом этого праздника стала брошенная кем-то и подхваченная всеми фраза: «Вы город отстояли, мы — город сохраним». И вот, когда руководитель Поста Николай Журавский поставил на скамейку плакат с девизом и начал вместе с несколькими ветеранами петь фронтовые песни, подыгрывая на гитаре, как из-под земли появившийся милиционер немедленно предъявил ему обвинение в нарушении все того же постановления № 583. Дескать, плакат стоит на скамейке, значит, «нарушение имеет место». Был быстренько составлен соответствующий протокол. Не помогли ни уговоры, ни гневные протесты ветеранов. Через несколько дней Николая постановлением № 698 административная комиссия оштрафовала на десять рублей.
Вскоре было решено Пост общественной информации у развалин «Англетера» снять. К этому времени стало ясно: правительственная комиссия создана не будет. Голос 35 тысяч человек не будет услышан. Плакаты и печатные материалы, висящие на шее, вызывали нежелательные ассоциации, будоражили воображение прохожих. В последний день существования Поста были сказаны последние горькие слова, по рукам ходила записная книжка, и каждый написал в ней то, что сказать не успел или не смог: «...С «Англетером» я потерял часть родного города и себя. Прости, «Англетер», за то, что мы не смогли тебя отстоять... ...Вы заметили, что приказы бывают бумажными чаще в тех случаях, когда дело идет о созидании, для разрушения приказы каменные, несокрушимые. Держитесь, ребята! ...Спасибо людям за то, что они есть. Есть, несмотря ни на что. Меня вынули из толпы и сказали: «Нам такие нужны». И вот я здесь, и мы все вместе. Теперь можно не скрипеть зубами от злости и бессилия, а попытаться что-то изменить в этом мире. Хоть что-то...»
Неодиночество. Какая радость знать, что в мире, вон там, за тем домом, за тем кварталом, за той улицей есть чья-то душа, есть сердце. Как замечательно не быть Диогеном, не ходить днем с огнем в поисках Человека! И не забываются ни события, ни время, когда снизошло на нас Неодиночество. На Исаакиевской площади теперь тихо... В истории с «Англетером» настораживает одно обстоятельство: рабочие, разрушавшие здание, милиционеры и дружинники, разгонявшие демонстрантов, оказались в оппозиции к большинству горожан. В чем же дело? Почему они не отказались выполнять распоряжения, явно идущие вразрез с законом и со здравым смыслом? Непонимание? Незнание? Дезинформация? Не без этого. Но отказались же рабочие, коренные москвичи, ломать ради прокладки коллектора неожиданно найденный под слоем асфальта и земли Кузнецкий мост. Многим, наверное, памятно интервью с ними, проведенное корреспондентами телевидения. На вопрос, кто же все-таки ломает, прозвучало резкое: «Лимитчики».
До сих пор не очень четко представляем себе, кто они, эти «лимитчики», какова их психология, каков социальный состав, каковы их жизненные ценности. В народе, правда, давно бытует немало анекдотов, прибауток и частушек, нелестно характеризующих эту часть населения. А историческая социология утверждает, что человек живет в гармонии с окружающим лишь там, где он появился на свет. К этому его «обязывают» даже биологические особенности. Бережное отношение к родному краю — один из элементов подсознания. Стоит сняться с места, и связь обрывается. Человек становится в позицию антагониста, стремится не жить в окружающем мире, а подчинить его себе, переделать по устоявшимся с детства стереотипам и, неизбежно, губит все вокруг. Такой человек охотнее разрушает, чем созидает.
ГРУППА СПАСЕНИЯ
На редкость теплый ленинградский вечер никак не кончался, будто изнутри излучая ровный, без бликов свет. Мы с Сергеем Васильевым ехали к Ленинградскому телецентру. Там шла запись очередной программы «Монитор», посвященной спорам общественности города с организациями, ведающими содержанием и сохранением исторически сложившегося архитектурного облика. Приглашены были Группа Спасения историко-культурных памятников, группа «Англетер» и представители нескольких других неформальных объединений. Сергея Васильева в «Спасении» в шутку называют «сопредседателем». Рассказ Сергея поначалу отрывочен, неполон: слишком часто ему за последний месяц-два приходилось повторять его. Но потом он увлекается, и вот уже говорит взахлеб, обгоняя самого себя. С ходу невозможно разобраться в калейдоскопе имен, названий, адресов, дат. Много событий произошло, многое пережито, многое переосмыслено.
— Сейчас можно с уверенностью говорить о каких-то положительных результатах?
— Бесспорно. Нас узнали, к нам потянулись. Среди функционеров немало людей, не потерявших совести. Они тайно звонят, сообщают нам сведения, советуют, на какие объекты необходимо обратить особое внимание, где найти документы. Сами и с помощью сочувствующих мы можем заглянуть во многие архивы, проекты. Мартовские события доказали, что общественное мнение реальная сила, победить очень сложно, шутить с ним не безопасно. Кое-кто стал нас бояться. Несколько раз звонили, обещали переломать кости или устроить несчастный случай. Чувствуется пристальное внимание ко всем сторонам нашей жизни. Но это побочные эффекты. Главное!, люди нам верят, помогают. Подтверждение Сережиным словам! нашлось тут же, в проходной телецентра. Пригласительных билетов у нас не было, запись уже шла несколько часов, поэтому пожилая женщина! на вахте не могла нас пропустить. Узнав же, что мы имеем отношение к Группе Спасения, расстроилась, извинилась за то, что вынуждена выполнять свои обязанности, а потому спросила: «Что, ребятки, сейчас защищаете? Так и надо. Дай вам бог удачи, сыночки». Запись кончилась.
Алексей Ковалев сбежал вниз по лестнице через ступеньку. Вид у него был утомленный, но глаза весело блестели. За ним появились и другие ребята из «Спасения». Сергей Шейнин выражал свои сомнения в том, что передачу «не порежут» (его опасения оправдались: месяц спустя ленинградцы увидели не документальный отчет, а довольно покореженное «изделие»). Маша Базунова, увидев Сергея Васильева, издалека закричала:
— Сереженька! Ты не поверишь! Мы заставили Соколова дать обещание пойти с нами на субботник по уборке Смоленского кладбища. Представляешь, главный архитектор города с лопатой и в тренировочных!
Шли по улице, ехали в автобусе, прощались с Татьяной Лихановой, спешившей домой, — все шумно, весело, легко, молодо. Кого тут только не было: педагоги, архитекторы, археологи, журналисты, инженеры. Все они прошли немалый путь прежде, чем нашли друг друга. Их борьба порождена не юношеским задором, они пришли к ней сознательно, шли всю жизнь, поэтому готовы постоять за свое дело и платить за право им заниматься по самым высоким ставкам.
Может быть, эта осознанность существования и не дает угаснуть в них молодому задору. Как не похожи они на своих сверстников, к тридцати годам погрязших в мелочах быта, постаревших душой и телом! Как счастливо не похожи!
У Ивана Паукова сидели до поздней ночи, составляли письмо, беседовали, пили чай. Здесь ни разу не было употреблено слово «перестройка», но сама Группа Спасения, каждое дело ее участников — перестройка в действии, овеществленная жажда позитивного дела, десятилетиями скапливавшаяся в людях.
— Сколько сейчас членов в группе? — спрашиваю у Ковалева.
— Официально двадцать два, но вокруг нас еще тысячи полторы людей.
В неформальных общественных организациях все строится на дружеских связях. «Спасение» — это люди, с юности знакомые друг с другом и никогда не ощущавшие себя инфантильными.
— Мне показалось, что ты сознательно избегаешь термина «молодежное объединение»?
— Именно сознательно. Средний возраст нашей группы — 30 лет. Нам больше подходит статус общественной организации.
— Почему в высказываниях членов «Спасения» нет единства в отношении политической интерпретации вашей деятельности? Недавно Сергей Шейнин категорически возражал против подхода к «Спасению» как к политической группе.
— Противоречий нет. Важно, чтобы в фундаментальных вопросах мы находили общий язык. «Спасение» не использует чисто политических форм деятельности. Никто из нас не занимается разработкой моделей социализма, проектами по усовершенствованию нашей государственной системы. Это не значит, что мы аполитичны. Мы не собираемся делать вид, что не замечаем политической стороны нашей деятельности. Но нам важно, чтобы во всех мероприятиях на первый план выдвигался позитивный, а не негативный момент. Мы всегда боремся не «против», а «за». Мы не стремимся во что бы то ни стало сломать существующий аппарат управления, нам важно попытаться его максимально демократизировать. Поэтому мы не отказываемся от сотрудничества с официальными организациями, правда, оставляя за собой право в любой момент его прекратить. Наша задача — расшевелить общественное мнение путем создания прецедентов, на собственном примере доказать, что именно общественное мнение является основной силой в нашем государстве.
— Теперь ясно, зачем ты баллотировался в депутаты райсовета.
— Любопытный эпизод. Почти сразу после сноса «Англетера» началась регистрация. Мы подумали: «Чем черт не шутит». Выдвинули мою кандидатуру. Нужно было видеть лица членов регистрационной комиссии! Еще бы! Такого, пожалуй, с середины двадцатых не было. Но — отказать впрямую нельзя. Старались доказать, что мы — не общественная организация. Когда мы попросили показать нормативный документ, оказалось, никто и никогда у нас не занимался вопросом, что же такое общественная организация. В общем, к тому времени, когда мы получили бумагу из Москвы с подписями юристов, что «Спасение» все же является общественной организацией, выборы уже закончились.
— Как относишься ты и твои друзья к такой группировке, как «Память»? — Как? В апреле какие-то хулиганы у нас в Ленинграде разгромили еврейское кладбище. Повредили семьдесят надгробий. Мы вместе с другими неформальными организациями и родственниками тех, над чьей памятью надругались, вышли на субботник по восстановлению. «Память» в ее ленинградском, московском, свердловском вариантах очень похожа на таких погромщиков. Выдвигая эколого-культурные лозунги, она наполняет их черносотенным содержанием. Несмотря на то, что мы и другие группы («Эра», «Община», «Слобода» и т. д.) неоднократно высказывали свои протесты, лидеры «Памяти» в своих устных и письменных заявлениях упорно «пристегивают» нас к себе. Это с их подачи о нас говорят как о неосталинистах, антисемитах и фашистах. Правда, с другой стороны, нас обвиняют в масонстве (была когда-то ложа с близким названием), в сионизме и славянофильстве одновременно.
В КИПЯЩЕМ КОТЛЕ
Тогда, в мае—июне 1987 года, могло показаться, что движение общественно-политических неформальных групп получило развитие лишь в Ленинграде. Действительно, по далеко не полным данным Ленинградского обкома комсомола, организаций с такой ориентацией в городе насчитывалось более тысячи. «Диалог», «Дельфин», «Клуб защиты классического наследия», «Форпост», «Вахта мира», «Новый мир», «Содружество», «Штандарт», «Петербург» — от этих и десятков других названий начинала кружиться голова. Запомнить их, а тем более оттенки политических платформ и программ, было невозможно. Ежедневно в разных концах города что-то происходило. Там — демонстрация или заседание, здесь — митинг со сбором подписей под каким-нибудь воззванием или письмом. Казалось, нет в Ленинграде ни одного человека «от шестнадцати и старше», не состоящего в той или иной группе, комитете, организации.
А в Москве и других городах относительно спокойно. Правда, вышли хиппи на демонстрацию на Гоголевский бульвар, и кто-то спровоцировал столкновение с милицией. Правда, в Костроме «система» попыталась объяснить всем, что они не агенты ЦРУ, а вполне нормальные и очень мирно настроенные ребята, но и здесь не обошлось без «воронков». В Риге заявляли о себе панки и рокеры, системники со всего Союза съехались на Рижское взморье на свои традиционные «тусовки». Приверженцы «Секрета», «Металла», «Алисы» проводили свои акции и концерты. Но речь сейчас идет о другом.
Термин «неформальное объединение» включает в свой семантический ряд слишком много разнородных социальных явлений. Неформалами можно считать и объединения художников-любителей, и собравшихся вместе приверженцев того или иного музыкального направления, и спортивных фанатиков, и панков, и хиппи, и люберов, в общем, кого угодно. Стоит найти людям точки соприкосновения, несколько раз где-нибудь собраться, поговорить — вот и неформальное объединение. Процесс возникновения таких групп закономерен и естествен. Человек всегда и в любом обществе стремится найти для себя социальную нишу, где можно было бы укрываться от невзгод и ударов жизни. Люди, близкие по темпераменту, взглядам, увлечениям, социальному происхождению, всегда искали друг, друга, поддерживали связь, общались. Врачи-психиатры утверждают, что в последние годы большинство психических и невротических заболеваний порождалось именно ощущением одиночества, бессилия перед враждебным, давящим миром, безвыходным непониманием происходящего. С этой точки зрения любые неформальные объединения похожи друг на друга, все они выполняют одну и ту же функцию. Если же попытаться разобраться в частностях, то окажется, разные неформальные организации — явления отнюдь не одного порядка. Так, в особую группу сразу выделяют объединения, основу мировоззрения которых составляет идея «альтернативного», «параллельного» или даже «ино»-бытия. Это — хиппи, панки, рокеры, металлисты, пиплы, лохи, фуфаечники. Так уж вышло, что ни школа, ни ПТУ не дают верных ориентиров для плавания по бурному морю современных социальных процессов. Вопросы же «почему?» и «кто виноват?» возникают на каждом шагу. Есть вопросы, есть те, кто спрашивает, значит, найдутся отвечающие и найдутся ответы. Выдумывать что-либо новое не обязательно. Не обязательно и размышлять. Можно «накачать» мускулы и с помощью силы (ума не надо) восстанавливать справедливость. Примеров тому — тьма.
Это «люберы». Так их называют в Москве. О драках между люберами и всеми остальными кто уж только не писал. «Люберы» — это в Москве. В Ленинграде ОАД (отряды активных действий), в Костроме ОРМ (отряды рабочей молодежи), во Владимире... в Тамбове... в Иркутске... Названия разные, суть везде одна. Достаточно попробовать заговорить с ними, как из-за разных, совершенно непохожих друг на друга лиц проглянет какая-то одинаковая туповатая напористость. За каждым словом железобетонная уверенность в неправоте любого, кто осмелится возражать, кто думает не «так», одевается «не так», слушает «не то».
Для «люберов» и их единомышленников существует лишь одно подходящее определение: «фанатичные конформисты». По словам старой французской пословицы, эти юноши «хотят быть роялистами больше, чем сам король». В Ленинградской молодежной газете «Смена» в июле 1987 года было опубликовано письмо «оадовцев»: «Мы пишем вам по поручению ленинградской организации ОАД (отрядов активных действий). Чем вызвано такое название? Мы считаем, что после той новой точки отсчета, которой стал исторический апрельский (1985 года) Пленум ЦК КПСС, когда вся страна пробудилась ото сна, в который она была погружена в силу некоторых, мы считаем, субъективных, факторов, оставаться пассивными просто невозможно.
Наше отношение к «люберам». У них ясные цели и задачи... У «люберов» мы заимствовали чистую идею активной борьбы с негативными явлениями в рядах нашей молодежи... Как нас можно узнать? Мы носим белые рубашки, узкие черные галстуки, на куртках значки с изображением Ленина, белые перчатки, широкие клетчатые брюки и нарукавные повязки «Боевик ОАД»... С кем же мы боремся, прибегая к силе? Это в первую очередь рокеры, хиппи, панки и просто «гопники»... Мы хотим поставить негативные группировки перед фактом, что есть сила, способная ограничить их возможности...
В свободное от «патрулирования» время мы занимаемся изучением документов партии, чтением классиков марксизма-ленинизма и материалов периодической печати. Ну и, естественно, на одном из первых мест в нашем самовоспитании стоят различные виды спорта...
Развод на «патрулирование» проходит по субботам в 21.00 и по воскресеньям в 12.00...»
Другая часть неформалов объединилась на основе хобби. Здесь можно найти кого угодно: от любителей музыки до коллекционеров этикеток. Третьи решают только социально-политические задачи. Правда, в деятельности почти всех неформальных групп можно уловить элемент политической борьбы.
Летом восемьдесят седьмого года в Москве и других городах относительно тихо было именно в среде неформалов социально-политической ориентации. Лишь иногда возникали слухи, что опубликовано какое-то воззвание, послано кем-то куда-то какое-то письмо. В августе положение резко изменилось. С 20 по 23 в Доме культуры «Новатор» и нескольких других клубах прошли заседания секций первой информационной встречи-диалога «Общественная инициатива в перестройке». В эти дни стало ясно, что не только в Ленинграде, но во всей стране движение «неформалов» превращается в реальную силу.
Конференция получила необычно широкое освещение в прессе. На нее откликнулось Московское радио, «Огонек», газета «Московские новости». Была в ней одна особенность, ускользавшая от взгляда в момент непосредственной ее работы. Дело в том, что конференция свела воедино вовсе не единомышленников, а все многообразие общественных и общественно-политических групп, независимо от форм их деятельности, целей и платформ. Рассчитывать, что они смогут найти некий «общий язык», не приходилось. Но — нашлось общее дело... ...Был назначен субботник на Ленинградских мемориальных кладбищах. В воздухе висела мелкая морось и прощальный терпкий дым от костров, в которых сгорала опавшая листва. На Новодевичьем кладбище вновь встретились с Группой Спасения. Здесь были все: Алексей Ковалев, Сергей Васильев, Татьяна Лиханова, Сергей Шейнин, Павел Никонов и остальные. Все они были, как и полгода назад, веселы, деятельны, неутомимы. Тогда и сейчас я не мог понять, когда они спят. С утра до вечера работа и учеба, а на общественную деятельность, на субботники, на личную жизнь остается несколько вечерних часов и ночь. Тогда и сейчас меня поразило удивительное, редкое в наши дни взаимопонимание между ними и их родителями.
Разговоры и расспросы отложили на потом — слишком многое предстояло сделать на кладбище. Здесь нет ни покосившихся оградок, ни тропинок-лабиринтов, ни крашенных в серебрянку крестов. Под сенью здешних вековых деревьев витают души Некрасова, Майкова, героя войны 1812 года Дохтурова и многих других известных в России людей. Глядя на этот парк (да, пожалуй, так правильнее), невольно задаешь вопрос: «Каким же слепым, черствым, нечувствительным к красоте человеком нужно быть, чтобы довести все это великолепие до столь плачевного состояния?» Сегодня на аллеях слышались голоса, мелькали разноцветные куртки и платки: на субботник вместе с группой «Спасения» пришли ученики нескольких ленинградских школ, их родители, просто горожане. Силами энтузиастов были организованы экскурсии по территории. Мы все вместе подняли и поставили на место гранитную ограду вокруг памятника Дохтурову, убрали могилу Майкова, привели в относительный порядок несколько склепов. Паша Никонов, как профессиональный архитектор, на ходу составлял перечень необходимых реставрационных и инженерных работ, Сергей Васильев договаривался с представителями Метростроя о материалах для зимней консервации наиболее пострадавших сооружений. Шла нормальная работа.
г. Ленинград
