Известия № 115 от 25 апреля 1987 года
Гласность: обратная связь
ТРУДНОЕ ПРОЩАНИЕ С ПРОШЛЫМ
Николай БОДНАРУК. спец. корр. Известий
«КОМУ ЖЕ УРОК?» Этот вопрос чаще других повторяется в письмах читателей, откликнувшихся на статьи А. Ежелева «Кому урок?» и «Урок не впрок» («Известия» № 86, 99), в которых рассказывалось о драматическом всплеске страстей, вызванных сносом в Ленинграде здания бывшей гостиницы «Англетер».
«Так кому же урок? — спрашивает ленинградка Р. Струкова. — Тем, кто принимал необдуманные решения, пошел на примитивный обман, или тем, кто мириться с подобным не хочет? Молодые люди вышли на площадь потому, что их позвали. Всех нас позвали участвовать в перестройке. К нам обратились с проникновенными словами, взывающими к нашему мужеству, патриотизму, разуму, к нашим гражданским чувствам. Так кому же урок?». Та же мысль и в письме А. Панасенко, инвалида войны, ветерана труда из г. Рославля: «Кого же надо учить демократии, гласности? Молодежь, которая вышла на защиту исторической реликвии, или горисполком в лице его председателя и заместителей? Очень важно честно и громко ответить на вопрос, поставленный в заголовке, — кому урок?»
Обидные, тяжелые вопросы, больше похожие на оценки, Искать на них ответы не легче. Но нужно.
13 апреля в Смольном состоялось бюро Ленинградского обкома партии, на котором среди прочих был рассмотрен и вопрос «О состоянии дел с охраной и реконструкцией памятников истории и культуры в связи с выступлениями центральной и местной печати».
Рассказывая о бюро, можно бы ограничиться привычным сообщением: состоялся серьезный разговор, вынесены такие-то взыскания, приняты соответствующие решения — и все было бы правдой. Но неполной. Задуматься над этим заставил отрывок разговора, услышанного наутро, когда в местных газетах появилось сообщение о состоявшемся бюро:
— Ну и чем завершилось?
— Указали, — было отвечено с иронией.
С досадой подумал: и это все, что волнует? Так и будем изменять движение — количеством снятых, пониженных, увешанных выговорами? Только и надо? А с другой стороны — чем еще делиться, над чем размышлять, если в предельно скупых информационных сообщениях нет никакой другой информации, достойной размышлений? Так что виноваты не читающие. К сожалению, мы, пишущие, все еще не умеем делиться с людьми именно той информацией, в которой они больше всего нуждаются. Не пытаемся сломать свои и чужие стереотипы насчет того, что им нужно и чего не следует знать, предполагая, видимо, что и сейчас, в пору гласности, надо совершенствовать умение читать между строк. Гласность важна ведь не только как рупор, направленный в сторону публики. Гласность — это еще и способ публичной защиты точки зрения, право общественности знать, оценивать и влиять на выбор позиции.
На бюро были приглашены руководители всех организаций, так или иначе причастных к вопросу, поставленному в повестку дня, в том числе и представитель «Известий». При всей внешней схожести, обязательном упоминании слов о гласности и перестройке в ходе разговора (а продолжался он около двух часов) четко проявились принципиально разные подходы.
Первый: найти причины, вызвавшие противостояние, и определиться, как уберечь себя от ошибок в будущем. Второй: найти доказательства своей непогрешимости и — неизбежное следствие! — найти виновных. О том, чем продиктованы столь разные подходы, мы скажем ниже. Сейчас же важно сознавать, сколь разные последствия они предполагают. Если верной, признать первую точку зрения, надо в корне пересматривать стиль и методы работы органов управления — комплекс вопросов. Если вторую — твердо придерживаться испытанной линии и разобраться: кто вышел на площадь? где была милиция? что себе позволяет пресса?..
Вот несколько фрагментов этого обсуждения.
Заведующая отделом пропаганды и агитации обкома партии Г. И. Баранова, проанализировав события, спросила:
— Можно ли было этой ситуации избежать? Да, если бы в действиях и стиле работы исполкома и его подразделений произошли перемены, диктуемые временем, если бы научились говорить людям правду... Вопрос А. С. Туманова, секретаря обкома партии, ведающего строительством:
— Что вы имеете в виду, когда говорите о правде?
— Когда молодые люди, пытаясь остановить снос, пришли в Ленсовет, что им ответили? «Разберемся!» И тут же, через час, здание снесли. Их, мягко говоря, надули...
Заведующий отделом строительства обкома партии М. А. Губкин обращается к истории вопроса: когда и в каком виде построено здание, какие велись переделки, что при этом здание потеряло и приобрело, о большой работе, проделанной ГлавАПУ... После очередного повторения «принято правильное решение» вмешался первый секретарь обкома КПСС Ю. Ф. Соловьев:
— Это в былые времена вы могли говорить, что все правильно. Но сегодня...
Выступающий соглашается: да, сегодня, в условиях гласности... И снова разговор потихоньку скатывается к специфике: к инструкциям, роли юридических служб, ЛенНИИпроекта, объединения «Интурист»...
— Вопрос ведь не в том, правильно или неправильно его снесли, — говорит первый секретарь — Сейчас уже другой, более серьезный вопрос: почему молодые ленинградцы выступили против такого решения? Что вызвало недоверие?..
Ответит ли на эти вопросы главный архитектор города С. И. Соколов?
— В декабре я предпринял определенные шаги по оповещению жителей города о принятом решении. 5 марта отнес в «Ленинградскую правду» статью, но опубликовали ее только 17 марта.
Уточняющий вопрос:
— У меня в руках рисунок, на котором изображено, как будет выглядеть здание после реконструкции. Нарисованное полностью соответствует виду снесенного здания?
— Это один из вариантов.
— То есть?
— Мы рассматривали несколько вариантов, 5 апреля согласовали окончательный...
Обратите внимание на даты: здание снесено 17 марта, проект утвержден 5 апреля. С чем же шел в газету главный архитектор 5 марта? Какой правдой собирался делиться с жителями города ровно за месяц до принятия решения?
Вопрос члена бюро, председателя облсовпрофа В. И. Коржова:
— Вот уже 20 дней все это крутится — пикеты, сбор подписей, публикации... Вы-то чего ждете? Почему сами не идете на улицу, к людям?
— Мы установили на площади два стенда...
— Да не верят вашим картинкам! Вокруг стендов, которые вы примостили около забора — никого, все вертится вокруг ребят. Чего вы ждете?
— Я дал 8 информаций в газеты, дважды выступал по телевидению, радио, а стоять на площади... – далее следует жест, выражающий сложную гамму чувств, в том числе и обиду, и удивление.
— А надо стоять на площади, надо! — жестко резюмирует Ю. Ф. Соловьев.- У вас вон сколько народу — районные архитекторы, специалисты проектных организаций!.. Идите к людям, слушайте, убеждайте. Кстати, вы были в их «штабе»?
— Я приглашал их в ГлавАПУ.
— А почему не наоборот? Почему сами не идете в ДК, где они собираются? Вы ошиблись — Вы и исправляйте.
— Я не считаю, что ошибся в градостроительном отношении. А что касается молодежи, то надо еще посмотреть...
Что правда, то правда – как посмотреть. Можно глазами ветеранов — вот уж удивительная особенность этой почты: больше всего писем в поддержку молодежи, размышлений над побудительными мотивами их поступка, как это ни странно, приходит от ветеранов. Да, как ни странно — в других случаях полное совпадение взглядов крайне редко. Мы приведем всего одно из них, письмо доцента Института связи им. Бонч-Бруевича Б. Фрезинского: «Многие годы страна говорила одно, думала другое, а делала третье. В итоге выросло поколение людей, занятых только собой, лишенное общественных интересов. Когда же начались перемены, то оказалось, что среди совсем молодых людей есть такие, которым не все безразлично, их волнует не только своя судьба, но и судьба нашего прекрасного города. Тут бы и ухватиться, помочь их движению набирать силу! Этого не произошло. Более того, сделано все, чтобы осадить молодежь, дать ей понять, что не ее это дело — проблемы города. Трагедия заключается в том, что теперь уже значительной части населения не очень-то нужна подлинная культура, вполне хватает заменителей. Поэтому так обрадовало меня активное движение ребят, то, как они пытались спасти дом Дельвига и как им это отчасти удалось, и как пытались спасти «Англетер» — безуспешно».
Но смотреть на молодых можно и с подозрительным прищуром — в том есть свои резоны. Ах, как бы славненько все образумилось, если бы доказать, что молодежь не та, что за их спиной стоит и дергает за ниточки кто-то «не наш». Подобные намеки мне пришлось слышать от разных людей, раздавались они и со страниц некоторых городских газет. Но... намеки есть.
Нет фактов. Так что налицо лишь великий искус дать старые ответы на новые вопросы, рожденные процессом демократизации. И не случайно первый секретарь обкома столь резко выскажется на этот счет:
«Это что, не наша — иноземная молодежь? Ребята вышли защищать то, что считают для себя ценным... Представляю, что могло случиться, если бы кое-кому дали волю, а происходящее не освещали средства массовой информации, — моментально на площадь вышли бы некоторые из выступавших здесь и расправились с теми, кто протестует...»
На следующий день после бюро я побывал на площади. За забором, огораживающим зияющую пустоту, рычала техника, загружая и увозя остатки того, что было «Англетером». Возле забора сиротливо примостился один из двух стендов, о которых говорил архитектор, — аккуратненькие линии, каллиграфический почерк, канцелярские пояснения... Но люди толпились метрах в 30 от забора — возле самодельного щита, на котором написано: «Пост действует до принятия решения о создании правительственной комиссии». Тут же девушки с листами бумаги — они вопросительно смотрят, не желает ли очередной прохожий поставить свою подпись под петицией о создании комиссии и наказании виновных... Высокий молодой человек тихо говорит об истории здания, объясняет, зачем они здесь и чего хотят. В самом деле — чего? Здания-то нет, зачем же пост?
«Мы не хотим, чтобы подобное повторилось...»
Был конец рабочего дня, люди подходили и уходили, но пятачок на углу сквера никогда не пустовал. Я смотрел и спрашивал себя: а где же архитекторы? Где комсомол? Где авторитеты ВООПИКа? Почему одни, скажем прямо, рискуя поломать себе жизнь, доказывают свою правоту, ищут союзников, а другие только судачат обо всем в своих и чужих кабинетах?
Вот и начальник Госинспекции по охране памятников архитектуры и искусства И. П. Саутов, самой должностью призванный быть первым защитником сокровищ прошлого, рассуждал на бюро:
— Это движение не имеет силы, там заправляют несколько человек. Они не хотят работать руками... Они, по-моему, ставят совсем другую цель: проводить свою кадровую политику — снимать кое-кого с работы. Сегодня охрана памятников — это целая отрасль...
— Не надо об отрасли. Ваша точка зрения: что надо сделать, чтобы подобное не повторилось?
— У нас люди пишут, информируют, правда, мало. А газеты сыпят соль на раны — дают дезинформацию...
Вопрос секретаря обкома партии А. Я. Дегтярева:
— Скажите, список памятников открыт или закрыт раз и навсегда?
— Открыт.
— Тогда вопрос: если люди считают, что какое-то здание нужно сохранить — независимо, в списках оно или нет, — кто должен решать? Может быть, все же люди, народ?
— На Руси место самоубийц никогда не считалось святым. А они хотели сохранить даже комнату Есенина, даже крюк, на котором он повесился...
Оставим в стороне трагедии и святыни. Вопрос проще: кому решать судьбу старины? У начальника инспекции по охране памятников ответа на него так и не нашлось.
Свои претензии к молодежи и у такого ревнителя памятников старины, как академик Б. Б. Пиотровский, который возглавляет Ленинградское отделение Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры (ВООПИК). В эти дни Борису Борисовичу и его помощникам по обществу пришлось услышать и прочитать немало резких слов. «Наш ВООПИК слишком «ручной», такой в настоящей драке не защитит», — это мнение писателя М. Чудаки, высказанное им со страниц молодежной «Смены». «Следует признать, — пишет «Ленинградская правда», — что возникшие за последнее время стихийные — молодежные движения, неформальные группы в значительной мере порождены пассивностью этого общества (ВООПИК. — авт.), формализмом в его работе, неумением привлечь к себе активные общественные, и прежде всего молодежные силы».
Выступая на бюро обкома, Б. Б. Пиотровский признал, что молодежь не хочет работать в ВООПИК. Председатель винил в том саму молодежь, указывал на просчеты в воспитании, недоработки комсомола и только о том, чего не сделало руководимое им общество, не сказал ни слова. Что же касается тех, кто вышел на площадь, то и в прессе, и здесь, на бюро, Борис Борисович не мог скрыть своего к ним раздражения.
— Я уверен: если бы «Англетер» был расположен не в центре, на виду — они бы не подняли эту шумиху. Да и пресса не в том тоне об этом рассказывает. Очень хочется, чтобы наша пресса не уподоблялась буржуазной...
Особое внимание отношениям с прессой уделил выступивший следом председатель исполкома В. Я. Ходырев. Это выступление напоминало многие официальные ответы на ту или иную публикацию в газете. Принцип прост: с чем-то согласиться, признать некоторые недостатки и просчеты, заверить насчет выводов, но... А вот после «но» открывается много дорог. Самая протоптанная — обойти словно по степной дороге без указателей, суть разговора, потоптаться вокруг какого-нибудь слова, выковырять и усомниться в каком-то факте.
Председатель, конечно, за гласность, он не осуждает прессу вообще — местные средства информации, по его словам, объективно освещали эту историю, а вот центральная печать... Пристрастия председателя вполне объяснимы: в то время как городская печать деликатно уходила от оценок, центральная подвергла резкой критике позицию и действия как исполкома вообще, так и лично В. Я. Ходырева...
— Как можно принять такое заявление прессы: «Над многими шедеврами Ленинграда нависла угроза такая же, как над «Англетером»...
Тон, каким воспроизводилась эта цитата из статьи в «Строительной газете», предполагал, что комментарии излишни — настолько, дескать, смехотворны обвинения. Но комментарии необходимы. Мы не станем повторять доводы, приведенные в той же газете академиком Д. Лихачевым и другими уважаемыми учеными. Обратимся за фактами только к ленинградской прессе. Вот лишь перечень «сигналов» и объектов: газета «Ленинградский рабочий» давно бьет тревогу в связи с угрожающим состоянием ряда зданий, в том числе Шереметевского дворца, во флигеле которого, кстати, жила А. Ахматова. О разрушениях, причиненных еще одному памятнику, — Муринской церкви, рассказала недавно молодежная «Смена». В передачах Ленинградского телевидения не раз ставился вопрос о неправильном использовании многих шедевров зодчества, которым арендаторы в ряде случаев наносят непоправимый ущерб. Примечательно, что Ленгорисполком не сумел провести в жизнь собственное решение десятилетней давности, по которому знаменитый Строгановский дворец, связанный с именами Растрелли и Воронихина, должны были освободить и передать Русскому музею. В бедственном положении дом Доменико Трезини, первого архитектора Петербурга, дом на Владимирском, 11, где начиналась литературная слава Достоевского, — перечень этот, к сожалению, можно продолжать.
— Особо хочу сказать о статьях в «Известиях». Непонятна позиция газеты, которая так легко и четко ставит вопрос:
«А во дворце напротив...» А там кто? Там депутаты, которые всегда боролись и сохраняли памятники...
Как видите, обнаружились в статьях и слова, с помощью которых можно попытаться утопить разговор в частностях. Но находка явно неудачная. Слова «а во дворце напротив» можно воспринимать и буквально: исполком действительно находится напротив и расположен в бывшем дворце. Но председатель прав: слово «дворец» использовано не случайно, а для того, чтобы подчеркнуть обнажившуюся вдруг келейность — не депутатов, нет, работников аппарата — их нежелание считать себя слугами народа, неумение оценить ситуацию и повлиять на нее.
— Или такая вольность, как выражение «председатель и его окружение». Что значит «окружение»?.. Я — за гласность. Но — коллективную. Критика есть критика, но она должна быть объективной...
Что ж, гласность действительно должна отражать разные точки зрения — тут не может быть двух мнений. Но о чем умалчивает председатель, критикуя газету? О настойчивых просьбах корреспондента «Известий» принять его и ответить на вопросы, которые волнуют и тех, кто на площади, и тех, кто собрался сегодня в Смольном. Сделать это председатель отказался, ограничившись телефонной фразой:
«Все делалось правильно». Случайная деталь? К сожалению, ни сами события, ни резонанс, ни даже ход бюро, преобладавшие на нем настроения и оценки так и не поколебали, судя по выступлению, приверженность В. Я. Ходырева к «силовому» стилю отношений. Бюро обкома КПСС указало руководству исполкома (тт. В. Я. Ходыреву, Б. А. Суровцеву, В. И. Матвиенко) на необходимость коренной перестройки стиля и методов работы. А вопрос — готовы ли? — остается.
Каждый из нас оказался в нынешнем дне со своим опытом, интеллектом, социальным слухом. Демократия несет общие блага, но может обернуться и личной драмой. Ох, как непросто выламывать себя из среды закостенелых догм, словно ракушку из камня! Сводить все только к страху за кресло — значит упрощать жизнь: не будем отказывать человеку, обладающему властью, в праве опасаться непроверенных решений. Легко ли не в телевизоре — у себя под окнами увидеть вдруг толпу и ответить на вопрос: что с этим делать? Перестройка резко усложняет жизнь органов управления: мало того, что возникают совершенно новые проблемы, так еще и действовать приходится не в тиши кабинетов — в водовороте страстей, на виду, под градом вопросов, оценок, критики... Легко ли?
Невероятно трудно! Но выбора нет. Мы спрашиваем себя, часто с тревогой: где гарантии необратимости перестройки? И связываем надежды с новыми законами, хозяйственным механизмом, выборностью. Все так. Но законы трактуют, механизмы налаживают, выборы проводят люди. Каждому дан шанс оглядеться и привести в порядок критерии. И никому — упорствовать, вольно или невольно утверждая то, от чего партия и общество пытаются избавиться. Потворство сторонникам старого мало того, что подрывает веру и разрывает людей на противоборствующие стороны, но и грозит попытками, подчас неконтролируемыми, возврата к старому. И не случайно первый секретарь обкома, подводя итоги, начнет со слов:
«Обсуждение показало, что к перестройке, к расширению демократии мы пока еще не готовы...»
КОМУ УРОК! — спрашивают читатели. Думаю, всем нам, без исключения. Еще один урок перестройки. Не первый и не последний. В обоюдном поражении возле «Англетера» есть и отблеск победы: здание рухнуло, но у всех нас окрепли надежды на торжество общественного мнения, о чем говорят и тон обсуждения, и выводы. Принципиальная партийная позиция, занятая бюро Ленинградского обкома КПСС, может служить гарантом, что подобное не повторится. Мы учимся — на своих и чужих ошибках. Тяжелая работа. Намывается золото, вымывается песок...
