14.11.07
Москва, которую мы потеряли
По данным экспертов, за последние пять лет в Москве снесено около двухсот памятников архитектуры и ценных объектов культурного наследия.
Отчет «Московское архитектурное наследие: точка невозврата», который выпустили две организации (отечественное, но с большой долей иностранных членов Московское общество охраны архитектурного наследия и международное SAVE Europe’s Heritage), взорвался бомбой.
Судите сами: «...из-за невероятного строительного бума последних лет историческая архитектурная среда Москвы... находится под угрозой исчезновения».
«Опасность нависла над архитектурой всех исторических эпох — ничто более не является неприкосновенным».
«Дома, вырастающие на месте снесенных... представляют собой... муляж-подмену... Несмотря на лицемерные попытки имитировать исторический облик, эти новые здания производят впечатление глумливой подделки...»
«Московские власти риторически провозглашают, что они заинтересованы в сохранении исторической подлинности города. Однако... ведут себя так, как будто для этого более чем достаточно сохранить лишь Кремль, несколько монастырей и церквей».
И наконец: «Снос как «реставрационное решение» — новейший московский способ вандализма».
И это о строительстве, которым мы гордимся!
Реакция последовала быстро. Раз — главный архитектор города Кузьмин заявил: «Памятникам Москвы ничто не угрожает».
Два — участники литературного труда (эксперты, которых британцы поблагодарили за содействие) ощутили «холодок»: «Нас стали воспринимать как наймитов иностранной разведки».
Три — в прессе развернулась ответная кампания. Автор одной заметки депутат Мосгордумы Москвин-Тарханов прямо заявил, что основная цель доклада — нанести ущерб мэру Москвы...
Ах, если бы было так!
Перед вами — Малая Дмитровка, 20 (1): «Школа Познера». На территории, выделенной под строительство объекта, оказался памятник архитектуры: домишко XIX века (2). Ломать его нельзя, но инвестор исхитрился: обстроил дом по периметру — справа, слева, сверху! Зрительно — убил его. «Я люблю старую Москву...» — сообщал Владимир Познер на билбордах, этой весной расставленных по городу. «П...деть — не мешки ворочать, Володенька. Дом № 20 по Малой Дмитровке», — дописали снизу.
«Уконтрапупить» памятник
Историк архитектуры Алексей КЛИМЕНКО идет дорожками блистательно надраенной усадьбы Царицыно. Обилие позолоты и аккуратные решеточки — стоки воды — увы, его не восторгают:
— Грубо, просто ужасно, — охает он. — Памятник изуродован...
Позвольте вам представить: Клименко — борец за сохранение Москвы. Когда-то, в 70-х, создавал «несносные» комиссии — общественный институт, мешавший власти единолично решать вопросы сноса старых зданий (теперь он — под эгидой стройкомплекса, и этим, считает Клименко, все сказано).
Сейчас наш собеседник — член президиума экспертно-консультативного совета (ЭКОСа) при главном архитекторе столицы (функция — оценка строительных проектов: не повредят ли они историческому городу).
Место действия — Царицыно: усадьба XVIII века на юге Москвы. Неоготические здания великих Баженова и Казакова. Строили для Екатерины, но так и не достроили: бросили, не успев подвести главный дворец под крышу.
Без малого три века простояв открытым, он стал романтической руиной. Особым памятником, отражающим само время, а может, русский характер: размах огромный, а результат — нулевой.
Недаром именно в таком, разрушенном виде дворец внесли в список всемирного наследия ЮНЕСКО. Россия ОБЯЗАЛАСЬ сохранять его без изменений.
Клименко:
— Усадьба, конечно, была запущена ужасно. Но когда бывший директор музея Виктор Васильевич Егорычев спросил меня, стоит ли ему уходить к Москве от федералов, я ответил: «Упаси бог, погубишь Царицыно!» А он: «Они мне хоть сортиры построят! Ведь у федералов ни рубля... Чертова нищета, я ничего не могу сделать!»
Здесь нужно пояснить: закон делит памятники на федеральные и региональные, то есть находящиеся в юрисдикции РФ и ее субъекта: они выделяют на содержание объектов деньги. Бюджет Москвы — изобильный, бюджет Федерации — копеечный. Царицыно — федеральный объект, и когда город «запретендовал» на его восстановление, решение принималось с учетом мнения директора...
Клименко:
— И московская власть осознала величие затеи: царице не удалось, а им... И началось: график жесточайший, два раза в неделю оперативки, давай-давай!.. Как БАМ. Как любая стройка...
Слово резануло слух: как — стройка? Разве памятники можно «строить»? Мы думали, их можно только сохранять! Ни в коем случае не изменять их облик!
Судите сами:
1. Рядом с фигурным мостом, главным входом в ансамбль, вляпали металлическую лестницу (в стиле «московский зоопарк»).
2. На дворец — тот самый, который страна обязалась сохранять разрушенным, налепили крышу. Ну ладно, налепили, но почему-то ее взяли из проекта, рассчитанного на трехэтажное решение дворца. А он остался двухэтажным! Непропорционально огромная, как чужая шапка, нависает она над стенами...
3. На пруду возле усадьбы был маленький островок в виде буквы «С» — потому что латинская «Си»: Катерина. Дальше расскажем историю так, как рассказал ее Алексею Клименко бывший директор Царицына Виктор Егорычев (которого мы встретили в парке):
— В том году островок подровняли. Когда Лужков был (мэр лично приезжает инспектировать строительство. — Авт.), я ему: «Юрий Михайлович, вот хорошо бы сюда, в центр подковы, фонтанчик». Дурацкая моя инициатива! А у самого в голове — струя метров на пять максимум. Леш, само ведь просится туда! Он поглядел так. Потом скомандовал: «Фонтан. Световой. Светодинамический, тридцать метров». Я так и сел, а ничего уже не сделаешь! И теперь у нас — ГЭС! РЛС (радиолокационная станция — Авт.)... Ты сходи, посмотри. РЛС!
Примерно так же, если верить Егорычеву, возникли и мосты — один на островок-подкову, другой за нее, дальше. НОВЫЕ мосты, которых в планах архитекторов XVIII века не было...
Но продолжаем экскурсию по парку.
Вот Хлебный дом (кухня дворца) — с каким-то «неродным» стеклянным пузырем на крыше.
Было так: постройка — творение Баженова, здание периметральное, с двориком внутри. А нынешние власти решили перекрыть его, поскольку — ну зачем же месту пропадать, давайте там будет орган. А инструмент на улице никак... Так излагает наш «экскурсовод» Клименко.
Возможно, крыша бы действительно не помешала, когда бы ее сделали тактично: так, чтобы вид памятника не был испорчен. Ведь крыша может быть не только купольной, но и вогнутой, плоской... Но с архитекторов потребовали жестко: купол.
— А потому, — кричит Клименко, — что начальству очень нравится то, что сделали на Гостином Дворе (памятник тоже оказался «под стеклом», что в планы великого Кваренги, разумеется, не входило — Авт.).
Царицыно, Гостиный Двор... У Клименко таких адресов десятки: «изуродован», «снесен»... Царицыно подпадает под особую клименковскую категорию: «уконтрапупен».
Единственное сломанное Лужковым здание, которое не жалко: «Интурист». Вместо этого «гнилого зуба» теперь — отель «Ритц-Карлтон».
Как это делается?
Как все это может быть?
Да строго по закону. Просто законы у нас такие — обнять и заплакать.
Во-первых, для «перестройки» памятников используется понятие «предмет охраны». Странную формулировку ввели в 2002 году (заметим, федералы) — под нею понимаются ценные особенности, благодаря которым памятник включается в реестр. Особенности пестуются и охраняются, а все прочее в здании... вроде как по боку.
Пример: три года назад на Тверском бульваре была разломана усадьба Римского-Корсакова. В качестве предмета охраны там была определена ОДНА СТЕНА! На шесть отдельных зданий! Теперь на этом месте ресторан для обеспеченных господ. С одной охраняемой стеной...
И это — еще не самый одиозный случай: в Москве предметами охраны провозглашали и «композицию фасада», что позволяло сломать дом целиком и выстроить похожий, и «уникальную акустику зала» (Большой театр)...
Во-вторых, включается механизм аварийности. Вопрос о сносе исторического здания (как любого в Москве) встает, если доказано, что оно — ветхое, скоро рухнет.
Клименко:
— Однажды я пришел в... (наш собеседник называет организацию, уполномоченную проводить техническую экспертизу изношенности здания. — Авт.) получить заключение по объекту, по которому готовился проект реставрации. Меня спросили: «Тебе как сделать? Будешь мучиться и сохранять (реставрация — дело кропотливое и дорогое. — Авт.) или сносить?» Как заплатишь, так и сделают! Вот причина, что крепкие здоровые дома начала XX века, прекрасными архитекторами созданные, объявляются аварийными!
Доказательств у этого утверждения почти нет, кроме нескольких историй, когда жильцам дома объявляли об аварийности, а они сопротивлялись выселению и заказывали собственную экспертизу. Результаты оказывались поразительными: вместо 80 процентов аварийности — чуть больше 30! Причем в одном случае люди обратились в ту же самую организацию, которая сделала экспертизу «на снос»...
Судьбу признанного аварийным памятника решает Москомнаследие. Некоторое время назад такие здания просто выводились из-под охраны (и город ломал их с легким сердцем, пример — Военторг, памятник модерна возле Кремля), но эта практика ушла. Теперь памятники чаще реставрируют... путем сноса. Техническое состояние, мол, не позволяет делать по-другому.
На самом деле позволяет — по крайней мере так утверждают другие эксперты. Есть методики... А если их и нет, то здание можно законсервировать: закрыть, оставив без использования — до времени, когда наука реставрация шагнет вперед... Но не ломать!
Однако же — ломают.
Бывает, дому оставляют фасадную коробку, а внутренности «потрошат», как Чикатило. Вы видели их наверняка на улицах Москвы: провалы окон под зеленой сеткой, а внутри искрит электросварка... И табличка: «Охраняется государством».
Клименко:
— Пятницкая улица, 46. Был скромный двухэтажный особняк. И вдруг уничтожен — котлован! Потом выращен — выше, шире, и дом стоит — такой баронет, герой. Считается памятником, на самом деле же — фальшак, муляж...
Эксперт затронул новую проблему: неточность воспроизведения. Казалось бы, пошли по легкому, дешевому пути, сломали памятник и выстроили копию, так стройте хоть по чертежам и с соблюдением деталей! Нет, не желают: муляж почти всегда слегка напоминает то, что было. А главное, меняются размеры!
Есть вопиющие примеры: вдоль улицы стоит фасадная стена размером четыре на три метра (то, что осталось), а сзади монстр...
Известнейшая, у всех под носом вырастающая копия — это, конечно же, гостиница «Москва». Как яростно протестовала общественность, какие пронзительные, выбивающие слезу воззвания печатала в газетах — молила о пощаде для символа столицы...
Не помогло.
Что-то с душой
Есть замечательная история: известный ресторатор пришел к директору Института искусствознания Алексею Комечу (борцу за сохранение московского наследия, ныне покойному) и сказал: «Вы нам мешаете реставрировать памятники. Мы хотим их реставрировать, подновить, сделать крепче и лучше, а вы нам мешаете!»
Речь шла — внимание! — о той усадьбе Римского-Корсакова. Которая силами ресторатора в результате была снесена целиком.
И бизнесмен, похоже, искренне не понимал, чем Комеч недоволен? Ведь он же, бизнесмен, все заново построит, дом будет ровненький и крепкий, в нем нарисуют интерьеры XVIII века... Кстати, нарисовали.
...Скажите, ну вот как объяснить таким господам, что муляж — это не то же самое? Что подлинник, как его ни копируй, все равно будет утрачен?
Ведь это же так просто: фарфоровая чашка, из которой пила Екатерина Вторая, всегда будет стоить несравнимо дороже, чем любые слепки!
Еще когда ломали гостиницу «Москва», меня поразила деталь: белорусское правительство попросило отдать ему фрагмент гостиничной лестницы, откуда в тридцатые годы их национальный герой упал и разбился насмерть.
Спрашивается, зачем? Ну сделали бы копию лестницы, и все дела! Мы-то целой гостиницы не пожалели...
Фрагмент белорусам, кстати, не отдали.
...Проводя расследование, я задавалась вопросом: а осталось ли в городе что-то святое, то, что НЕ ТРОНУТ?
Судите сами: мемориальный адрес Пушкина (дом князей Трубецких на улице Усачева) разобран, выстроен в бетоне.
Палаты XVII века (зданий старше в Москве почти не сохранилось) — есть целый список: снесены, заменены, в одном из новоделов сделан... бассейн!
ЕЩЕ УТРАТЫ
«Военторг», ул. Воздвиженка, 10
Шедевр стиля модерн (начала XX века), входивший в охранную зону Кремля, в свою очередь, включенную в охранный список ЮНЕСКО. В ходе экспертизы в составе комплекса обнаружены остатки палат начала XVIII века, а ампирный флигель 1828 года был признан ценным элементом исторической среды.
Был снесен в 2003 году с формулировкой: «В связи с важным градостроительным значением сохранения зданий бывшего Центрального военного универсального магазина принять предложение о проведении реконструкции со сносом всех строений» (цитата приводится с сокращениями). Здесь строится торгово-офисный комплекс.
Путевой дворец, Ленинградский пр-т, 40
Признанный шедевр Матвея Казакова, 1780 год. В нем коронованные особы останавливались перед торжественным въездом в первопрестольную. Памятник федерального значения. В 1998 году Москва начала реставрацию: в императорских покоях пробит лифт, на заднем дворе строится ресторан. Здесь будет Дом приемов московского правительства.
Палаты Пикарта, Софийская наб., 6
Древнейшее здание XVII века прямо напротив Кремля. То был роскошный дворец раннепетровского времени, причем уникальный по сохранности. Палаты Пикарта — потому что предположительно именно отсюда рисовал хрестоматийно известную панораму Кремля из Замоскворечья английский художник Петр Пикарт.
Здание числилось вновь выявленным памятником, но, несмотря на это, было определено к сносу. В ночь на 12 ноября с палатами было покончено. Официально это было самообрушение, но на руинах отчетливо виднелись следы бульдозера.
Территория была отведена под строительство огромного гостинично-офисного комплекса, но на том месте до сих пор пустырь.
Ульяна Скойбеда Ссылка на источник.
