Интересное явление наблюдаем сегодня в нашей общественной жизни: как грибы растут различные объединения, молодежные группы и клубы. Что стоит за этим бумом! Так ли он неожидан! Или, возможно, стал закономерным следствием перестройки, демократизации общества, нового отношения к творчеству и инициативе в самом широком понимали! Тянет ли молодежь просто поговорить или в дискуссиях рождается деловой импульс! Вопросы эти не риторические. «Неформалы» появились в Москве и Ленинграде, Ярославле и Смоленске, Тарту и Тбилиси... Картина этих общественных движений пестрая. Пожалуй, чемпионом в этом смысле стал Ленинград, где насчитывается несколько сот объединений. И рост продолжается. Характер у всех объединений разный. Одни рады самой возможности общаться с единомышленниками, другие резки, конфликтны, претендуют на общественное внимание, хотят участвовать в управлении жизнью города или района. На волне демократии, как и на всякой приливной волне, поднимаются мусор и пена, всплыли плохо прикрытые попытками провозгласить «новое мировоззрение» экстремизм и асоциальность. Об этом сложном общественном процессе говорилось в беседе с секретарем Ленинградского обкома КПСС А. Дегтяревым.

Как во всей этой пестроте разобраться! Как вовремя заметить и поддержать здоровые деловые устремления молодежи, направить ее энергию на добрые, полезные обществу, конкретные дела! Стоит, наверное, приглядеться к целям, которые преследует та или иная группа.

А пока речь пойдет об одной из групп города на Неве.

После публикации статьи «О подлинных ценностях и мнимых врагах» в редакции то и дело раздавались междугородные звонки. Звонили и молодые ленинградцы из группы «Спасение», они требовали их выслушать: «До каких пор вы будете ставить нас в один ряд с экстремистами из общества «Память»? Так чего же хочет «Спасение»2 С чем эта группа вышла на кипящую страстями арену общественного мнения!

ГОРОД — В НАСЛЕДСТВО

...Наши разговоры затягивались далеко за полночь. Мы выходили шумной, продолжающей спорить гурьбой из подвальчика на улице Халтурина, отремонтированного руками его новых хозяев, и брели по затихшим улицам. Белые ночи. В их зыбком, изменчивом свете видна вся Конюшенная площадь, чуть запрокинутая голова Пушкина на фоне палевого неба, мерцание канала...

Город, воплотивший в своих ансамблях историю России и ее культуры за два с половиной столетия. Неповторимый, пришедший к нам из прошлого сохранившимся. И кому тут воздать должное? То ли замечательным зодчим, строившим его так, что последующие инициаторы всяческих переустройств опускали занесенную уже руку, то ли ревнителям классических традиций, что в наши уже дни не позволили изменить строгого силуэта чуждыми ему «небоскребами», или кудесникам-реставраторам, возродившим к новой жизни разрушенное в годы войны?

30 миллионов рублей ежегодно — около половины реставрационного бюджета республики расходуется в Ленинграде. Не случайно и само понятие «экология культуры» родилось здесь, сама идея нашего сосуществования со столетиями сформированной культурной средой обостренно и личностно воспринята именно ленинградцами. Ведь она, естественно, и тесно слилась с тем особым, исторически сложившимся ленинградским патриотизмом, что был крепко замешан на величии города Петра, пронизан его европейским духом, связан с его просвещенным рабочим классом, его интеллигенцией, революционными традициями. «Сфинксы, мои древние Друзья, одиноко стоят на полупустынной набережной... На Неве темная свинцовая вода рябит под падающими крупинками мокрого снега... Я каждый день и каждый час взволнованно переживаю видение этой дивной ленинградской панорамы. Выходя из дверей парадной, я первым взглядом убеждаюсь: целы сфинксы, цел Исаакий, цела Адмиралтейская игла...» — с какой-то почти исступленной нежностью писал в своих «подневных записях» один из ленинградцев Георгий Алексеевич Князев, директор академического архива. Писал в далекий от Победы блокадный день. И так понятен этот услышанный нами сквозь толщу лет вздох облегчения — «целы»!..

Как быстро стирается жизнь поколений, исчезают приметы быта, меняются цвет, характер времени — а город остается. Его улицы, площади, каналы, здания... После войны в Ленинград вернулись не все его прежние жители, опустевшие дома, квартиры умерших в блокаду заселялись приезжими. Но знаменательно, что все они усвоили ленинградские черты поведения, ленинградское отношение к городу, который и недавний житель псковской деревни начинал вскоре считать своим, бесконечно им гордясь... Что-то могучее в красоте мостов, видом с которых любовался Достоевский, в распахнутой к реке Сенатской площади, всякий раз поражавшей Блока, могучее, властно подчиняющее души, сообщающее уверенность, что ты не просто так появился на свет, а как связующее звено в цепи поколений. Потому в этом городе так дорого все — от державных проспектов и шедевров зодчества до незаметных улиц со строгим ритмом обветренных, потемневших от непогоды домов — ведь и в то, и в другое вложены талант и чувство прекрасного, и то, и другое слилось, гармонически соединилось в едином целом, ставшем памятником отечественного градостроительства. Один из редких примеров, когда ежедневное общение с архитектурой воспитывает больше словесных назиданий о культуре и патриотизме.

О чем же мы вели разговоры с нашими молодыми собеседниками? О самом наболевшем: о том, что в последние десятилетия город заметно поблек, потускнел. О том, как поощрялись, выдавались за эталон убогие провинциальные вкусы и оценки. Подлинная интеллигентность, основательность в суждениях, порядочность наконец начали трактоваться как чудачество. Исподволь набирали силу конъюнктурщика, безапелляционность в паре с некомпетентностью.

И внешний облик города как бы раздвоился: припомаженная витрина -— для иностранных туристов неухоженные кварталы — для «своих». То тут, то там стало раздаваться уничижительное: провинция! Как ни странно это сегодня, но на долгое время даже имена Лихачева и Гранина, людей в городе уважаемых, практически исчезли ее страниц городской печати, вообще в графе «общественное мнение» стоял большой прочерк. Зато назойливо звучали иные голоса, услужливо конформистские. Да что там говорить, совсем недавно, уже, в пору перестройки один академик произнес сентенцию, поразившую ленинградцев: хватит, мол, лить слезы по старому Петербургу, людям в городе жить, не в музее... Действительно! Но разве оправдана и научно, и нравственно эта дилемма? Не становится ли она «охранной грамотой» бездействия, а то и наносимого им вреда?

Как реакция на фасадное, внешнее благополучие, на безразличие местных властей начали появляться самодеятельные группы и неформальные объединения. Нет, не по прихоти выбившихся из социальных структур одиночек шел этот стихийный процесс. Он был вызван скоплением проблем, годами не решаемых, а главное — широко развернувшимся процессом демократизации нашей жизни, курсом партии на всемерное развитие инициативы и самодеятельности народа. Особую притягательность имели экологическое и культурно-историческое движения. В них-то и хлынула молодежь с нерастраченным запасом социальной активности: «Петербург», «Мир», «Новый мир» и, разумеется, «Спасение». Впрочем, полное название — Группа спасения памятников истории и культуры Центра творческой инициативы при горкоме ВЛКСМ...

Какое же место они заняли в общественной жизни, что вносят в развитие демократии и самоуправления? А если вес еще на отшибе. то чем это объясняется?

Легче всего, наверное, похвалить «Мир». Группа возникла еще 15 лет назад. И никого не спрашивала, что ей делать.

Павловск, Летний сад, костел святой Екатерины, церковь в Мурине — вот объекты приложения сил добровольцев.

Заместитель председателя горисполкома В. Матвиенко сформулировала четко:

«Вот такие, как «Мир», нам и нужны, тихо, скромно, без шума делают свое дело». Знала бы Валентина Ивановна, что за этой «тишиной». Ведь энтузиасты не просто помогают реставраторам, а часто воюют с ними, с Госинспекцией по охране памятников за... само право спасать аварийные здания.

Во-вторых, и ребята из «Спасения» не раз выходили на субботники, участвовали в благоустройстве Смоленского кладбища, работали на поле Невской битвы. Однако тут дело не только в дежурном упреке. Что больше всего тешит порой администраторов? Когда общественный интерес к реставрации ограничивается выполнением добровольцами самой примитивной и грязной работы — вынести мусор, перетаскать кучу кирпичей.

Позорный финал реставрации последней квартиры А. С. Пушкина на Мойке, 12, тому пример. Сколько ленинградцев безотказно, от чистого сердца трудилось здесь! В то же время строители занимались откровенной халтурой, пьянствовали, выбивали деньгу из заказа. Недобросовестность, проволочки строителей поставили служащих музея в стрессовые условия: им в канун открытия квартиры на Мойке пришлось развешивать материалы экспозиции в помещениях, где все еще работали строители. И вот давно ли с помпой открыли музей, раздали награды и уже... закрыли его на ремонт. Осыпается краска, пучится паркет, перекосило двери. Такие «подарки к юбилеям» и намерены предотвращать энтузиасты, используя силу общественного мнения, гласность.

Понравилось это намерение далеко не всем. И поначалу деятельность «неформалов» была встречена в штыки. Сейчас, по прошествии времени, легче всего было бы списать тогдашнее взаимонепонимание на критиканство одной стороны и казенное отношение официальных организаций, развести тех и других по разным полюсам нашего общественного бытия. Но жизнь куда сложнее. Понимание новых, вчера еще казалось, невозможных явлений приходит в процессе углубления перестройки.

Решения XXVII съезда КПСС, партийные документы последней поры вызвали у людей самый непосредственный отклик, искреннюю личную заинтересованность. В этом отклике немало нетерпения, желания увидеть результаты обновления сейчас же, немедленно. Порой нетерпение это приводило (бывает, приводит и теперь) к взаимной нетерпимости. Порой инерционный механизм, привычка оглядываться — «как бы чего не вышло» усиливали и без того немалый эмоциональный перехлест со стороны неформальных объединений.

Начинали с глобального: мы должны в неприкосновенности сохранить наш город, весь — до последнего булыжника.

Нетерпение бросило ребят к решительным действиям у «Англетера». Показалось, что, чем больше будет плакатов, протеста, шума и гама, тем скорее добьешься благой цели. Раз демократия — то валяй, используй на всю катушку предоставленные ею возможности.

История с «Англетером», как ни крути, какими бы добрыми намерениями ни руководствовались неформальные объединения, вылилась в скандал. А к скандалу, как известно, тянутся, кроме зевак, и кликуши с демагогами, и люди, изначально конфликтные, психически не уравновешенные. Прибились к молодежи и опытные интриганы, преследующие свои цели: к примеру, свести счеты с управлением культуры, городским руководством... Снабжали ребят разного рода сенсационными «разоблачениями», в которых факты подменялись эмоциями. А то и просто примазывались к действиям группы, привлекшей внимание ленинградцев. Так, в газету «Вечерний Ленинград» пришло анонимное письмо, полное грубых нападок на редакцию. В разные инстанции посыпались склочные послания. Любые антиобщественные выходки приписывались опять-таки группам совета по экологии культуры, хотя они к ним и не были причастны. Так, например, отбывший наказание за порчу памятников и за кражу Ю. Рыбаков сначала вошел в доверие к руководителям «Спасения». Но очень скоро ребята разобрались, кто рядом с ними, и удалили Рыбакова из совета по экологии культуры. Нигде не работающий С. Лебедев использовал неформальное объединение для дискредитации самой его сути. В частности, он усиленно распространял слух, что 1 сентября этого года «Спасение» готовит экстремистскую демонстрацию. Слух, к счастью, не подтвердился. В этом клубке эмоций, страстей, выкриков, лозунгов разобраться было непросто. Ситуация усугубилась первоначальной растерянностью городских властей. Сначала сделали вид, что их вообще как бы и нет. Потом сгоряча решили прибегнуть к старым методам: кто они, мол, такие и как смеют? Возобладала уверенность, что «побузят» и успокоятся. Благо и приструнить можно. Начали интересоваться биографиями «неформалов» и собирать компрометирующие аргументы. Огульно объявили всех подряд демагогами и крикунами. Не смогли сразу увидеть за ершистостью некоторых ребят здоровые помыслы, за нетерпением искреннюю заботу и боль.

Жизнь постепенно расставляет все и вся на свои места. Наиболее разумные стали отходить от левацких лозунгов и сумбурного протеста. Их поддержали и тактично направили КОММУНИСТЫ города, ленинградская интеллигенция, писательская организация, журналисты. Архитекторы города тоже не стали взирать на «неформалов» с некоего профессионального Олимпа. Руководитель мастерской № 1 ЛеиНПИпроекта Н. Николащенко, ведающий застройкой в исторической части города, провел вместе с советом по экологии культуры обсуждения ряда проектов, в частности — идеи пешеходного Невского.

А в начале августа в ГлавЛПУ состоялся «круглый стол» на тему «Архитектура и горожане», в заседании которого приняли участие главный архитектор города, главный художник, представители практически всех градостроительных организаций. В общем оказалось, что для общественных групп найдется место в сложном, но необходимом сегодня взаимодействии профессионалов и горожан. И что важны не только их лопаты на субботнике, но их соображения, идеи, встречные доводы.

Немалую, если не определяющую роль сыграло заинтересованное, деловое, мы бы сказали, внимание со стороны Фонда культуры СССР, его созидателей и руководителей академика Дмитрия Сергеевича Лихачева и Георга Васильевича Мясникова.

Оба отнеслись к ребятам с пониманием, увидели в них опору начинаниям фонда, хотя не у всех должностных лиц вызвало энтузиазм введение в Ленинградское отделение Фонда культуры А. Ковалева—неформального лидера. Надо отдать должное и режиссеру Ленинградского телевидения Светлане Кульчицкой ведущей программу «Контуры». В «неформалах» ее привлекла искренняя тревога за родной город. Работа над острыми телепередачами о проблемах городской среды стала еще одной школой социального опыта. И что же? Телезрители видят перед собой вовсе не горлопанов, а уверенных, корректных, знающих людей. На студию приходит поток сочувственных писем, и лишь единицы — с подковыркой: взялись бы лучше за лопату!

Да, можно назвать прямолинейной позицию — все отстоять, все сохранить, каждый памятник защищать, как последний рубеж на фронте. Но каково же видеть на Владимирском проспекте приговоренный к гибели, расколотый трещинами дом, связанный с именем Достоевского? Какие чувства внушает плачевное состояние дворца Бобринских, по иронии судьбы числящегося таким форпостом отечественной культуры, как университет? Каково видеть, как капитулируют перед ведомственным нажимом специалисты?.. Недаром же группа обращается к архитекторам и строителям: «Иногда мы не понимаем вас, профессионалов, но нам кажется, что мы не так уж неправы в этом своем непонимании, мы подозреваем, что ваши научные обоснования грешат куда большим субъективизмом, чем наша спонтанная реакция... Дом, хранящий тепло наших квартир и душ, не существует в вашем сознании, а именно такого подхода мы ждем от вас». Так пишут совсем молодые люди, и не стоит улыбаться с иронией, читая эти строки. А быть может, они правы, полагая своим делом защиту нравственности — уважения к труду предшественников, к свидетельствам истории. И разве их максимализм не реакция на приевшиеся рассуждения о бережном отношении к культурным ценностям, на округлые фразы, где отсутствует суть: кто и каким образом будет отвечать за небрежение и разрушение памятников?

Претензии «неформалов» к городским властям и ВООПИК взяты не с потолка. Слишком затянулись словопрения вокруг самых острых проблем жизни города на Неве. Недопустимо медлят с реконструкцией зрелищных предприятий. Возникла угроза, что одновременно придется закрыть из-за аварийного состояния сразу пять театральных залов. Годами не выполняются уже принятые решения о передаче под музеи Строгановского дворца и Фонтанного дома. Иные памятники, как Троицкий собор, вообще находятся в бесхозном состоянии. На неопределенный срок отложена установка памятников Гоголю, Достоевскому, Чайковскому. Вновь и вновь откладываются реставрационные работы в Петропавловской крепости... Вольным остается вопрос использования старого жилого фонда. Речь идет о своеобразной бюрократической экспансии: конторы вытесняют из центра людей.

Весьма болезненной оказалась реакция городских властей, когда группа ребят — общественников затронула вопросы финансирования реставрационных работ, заговорила о том, как мало тут гласности, как не используется в обсуждении этих вопросов интеллектуальный потенциал города. Единственный общественный орган — «Градостроительный совет» состоит формально из 150 человек, из которых многие годами не бывают на его заседаниях. За этим и последовала еще одна атака на «самозваных критиков».

Давайте же объективно рассмотрим перечень дел, которыми занимались ребята из любительского объединения «Спасение» в последние месяцы. Их много.

Еженедельно в Доме культуры имени Ильича шли рабочие заседания. В гостях у ребят побывали архитекторы Долбнин и Кауфман, реставраторы Гессен и Петрова, краеведы, художники, строители, Кстати, тут же во время вояжа в Ленинград появился и небезызвестный Д. Васильев, один из лидеров московской «Памяти». Однако сорвать аплодисменты ему не удалось. Услышав бредни о «заговоре», ребята решили, что они по-другому понимают политическую активность, что им с такой «Памятью» не по пути. И даже не пустили экстремиста со свитой к себе в ДК. Они обсуждали более насущные для родного города проблемы — положение с памятниками воинской славы, судьбу деревянного зодчества, экономические и правовые вопросы комплексного капитального ремонта. Ими сделаны обстоятельные отчеты,-о состоянии шедевров Петродворца, Ломоносова, Павловска. В поле зрения группы — десятки объектов. По заданию ВООПИК исследованы здания Васильевского острова, имеющие ценный металлический декор. Стучаться, а тем более проникать в служебные кабинеты, куда вас не звали, занятие неблагодарное. И все же двум десяткам организаций, виновных в плохом содержании памятников, сделаны представления. За всем этим — хлопоты, переезды, не всегда любезные переговоры.

А еще были праздники Достоевского, Хармса, митинг у Фонтанного дома в день рождения Анны Ахматовой. А в самом начале спасенный дом Дельвига, когда преградили путь всесокрушающей шарбабе...

Ну и субботники тоже. Кстати, на Смоленском кладбище вместе с ребятами трудились главный архитектор города С. Соколов, работники управления культуры, члены парткома университета. Все группы, входящие в совет по экологии культуры, выслали «команду» для помощи в ремонте помещения Ленинградского отделения фонда культуры.

Не случайным кажется и обращение к, казалось бы, сугубо профессиональному вопросу — комплексному капитальному ремонту (сокращенно ККР).

Любопытный пример того, как благо оборачивается злом. Дело, замысленное как новаторское! Сохранить весь старый жилой фонд, всю рядовую застройку прошлого века, а именно она вместе с шедеврами архитектуры придает городу на Неве его неповторимость. Опыт стал фигурировать как перспектива «одним выстрелом убить двух зайцев»: дома сохранить и освободиться от проклятия коммуналок. Но с заменой перекрытий, что предусмотрено правилами ремонта, гибнут ценнейшие, тщательно продуманные художниками прошлого интерьеры... Что же, метод оказался плох? Нет, идея была прекрасная. Если, конечно, воплощать ее творчески. В ряде зарубежных стран идея ленинградцев с успехом принята на вооружение. Но следует учесть:

ККР в идеале подлежат не все, а действительно ветхие здания. Много говорится о выборочном, щадящем ремонте, который позволяет сохранять ценные интерьеры. Подсчитано, что и обходится он куда дешевле. Однако слишком сильна инерция ведомственного госстроевского механизма. Капитальный ремонт (читай — полная замена перекрытий) с его дороговизной выгоден строителям. Там, где государство в целом, а вместе с ним город теряют, ведомство приобретает. Словом, виной всему—давно нибивший оскомину пресловутый вал.

Мало того, оставленные без охраны дома подвергаются варварскому разграблению. В доме Чаплиных на Невском проспекте разбиты камины, лепка, паркет. В доме по улице Чайковского, 18, демонтированы все витражи и камины. Разорены дом Рериха, мастерская архитектора Штакеншнейдера. Квартиры Куинджи, Чичерина, Маршака исчезли после капитального ремонта. В Ленинском районе за одну только ночь несколько изразцовых печей точно в воду канули. «Испаряются» витражи и светильники, живопись на холстах, не говоря о такой малости, как бронзовые ручки. Нетрудно догадаться, что эти вещи становятся предметом спекуляции, ведь иной камин стоит до 10 тысяч. Страдает и внешнее убранство зданий: крылечки, флюгера, кованые кружевные решетки.

Молчание вокруг этих загадочных исчезновений обрастает самыми причудливыми слухами... Ни одного дела не возбуждено правоохранительными органами города, ни одного грабителя не поймали за руку, а слухи растут, множатся. Кстати сказать, и инспекция по охране памятников мало что делает для того, чтобы предотвратить хищения. Ценные детали интерьеров до сих пор не оприходованы, и никто конкретно за их сохранность не отвечает. Так архитектурная, казалось бы, проблема становится социально-нравственной.

Сегодня общественность встает и на пути «вала» КНР. Но уже не только с плакатами и петициями. Советуются со знатоками. Подхватили, например, идею ремонта без замены, перекрытий. Предлагают вообще изменение экономической структуры капремонта. Не слишком ли самонадеянно? Но ведь и специалисты говорят о том же самом... Какая от того корысть? Да никакой.

Похоже, что в бескорыстие группы мало веры именно у тех, кто по сути своей работы должен поддержать социально активную позицию молодых ленинградцев.

Кабинет секретаря горкома ВЛКСМ. За столом Елена Тимофеева. Так легко представить себе, что напротив сидит, скажем, один из лидеров движения за охрану памятников Алексей Ковалев, что они что-то вместе обсуждают. Оба почти одногодки, по характеру вожаки, даже ребром ладони одинаково по столу постукивают. Но, увы, беседа наша Елене явно в тягость. Ой, опять про «Спасение». Сколько можно про них? Что мы с ними носимся?

а, горком комсомола в этой ситуации выбрал привычное — осудить, усомниться, снабдить слово «социальный» приставкой «анти». Самый легкий путь, но самый ли разумными политически верный сегодня? Похоже, что беда просто в инертности мышления. В отсутствии самостоятельности.

Выражением «официального» мнения стала и статья С. Шевчука в газете «Вечерний Ленинград». Речь шла об «анархических настроениях» в молодежном движении, о том, что А. Ковалев отказался-де от сотрудничества с комсомолом, а секретарь совета по экологии культуры М. Талалай отказался вступать в ВООПИК.

Но во всяком споре есть две стороны. Так почему бы не спросить и другую?

Алексей Ковалев — историк по образованию» экскурсовод Музея А. В. Суворова. Сфера его интересов — археология Центральной Азии, не раз выступал с докладами на научных конференциях, печатался в академических журналах. Порывист и честолюбив. Сразу навязывает жесткий стиль общения. Ребята ему верят. Прямолинеен не только среди своих, но и при встречах с руководством.

Летописец группы Таня Лиханова — выпускница факультета журналистики ЛГУ. Павел Никонов — архитектор. Николай Журавский — самый старший по возрасту. Приехав из Чимкента, работал в системе горжилуправления. Затопленные подвалы бесхозных домов, пожары из-за ротозейства ужаснули его. Что-то слышал про ребят, искал их. Нашел!

Еще одно имя — Михаил Талалай. По образованию инженер-химик, имеет авторские свидетельства на изобретения, награжден медалью ВДНХ. Возглавил общественный совет по экологии культуры, объединивший ряд молодежных групп.

Сейчас старший эксперт Ленинградского фонда культуры. Предоставим и ему слово:

Они солидны и тихи не по годам, заранее на все согласны. Мне больше по душе мои ершистые друзья.

Итак, суть зарождающегося общественного движения — тяга молодых влиять на жизнь города — в самом начале не была понята. Во время беседы в отделе пропаганды обкома мы говорили и о необходимости внимательного отношения к неформальным объединениям, вызванным к жизни перестройкой и гласностью, и о том, что, надо помочь им определить «пути и подходы»... Мы размышляли о том, что многое сегодня зависит от партийных работников, именно в деле консолидации всех здоровых, активных сил общества, чтобы общественное мнение поистине стадо общественно полезным действием. Как важно сегодня умение видеть и ощущать ситуацию, владеть ею. Отнюдь не методом «держать и непущать», а мудро» гибко, в работе с конкретными людьми. Если что-то кажется непривычным, если люди даже в чем-то не правы, не нужно отбрасывать их за барьер, где неумение приглушаться к общественному мнению может родить в ответ политическую демагогию.

От трудной реальности никуда не уйти — у нас нет достаточного социального опыта поведения в условиях демократизации. Никто не обладает правом на абсолютную истину. И тут необходимо решительно отказаться от заведомо проигрышного деления на мэтров и недоучек. Освоить правила демократии невозможно в некоем специальном «демократическом всеобучем — только живая практика, только реалии перестройки помогут нам выработать их. Всем вместе!

Сложность, подчас запутанность многих сегодняшних ситуаций требует анализа, выдержки, умения отделять зерна от плевел. Не путать критику и критиканство. Не выдавать апатию за дисциплинированность. Видеть и принципиально оценивать факты социальной мимикрии, поднимающей всякую муть и донные отложения из общественного — не сознания даже — подсознания. В числе любительских объединений есть немало коммунистов и комсомольцев. И разве это не их долг смело вставать и давать открытый бой демагогам и провокаторам, которые порой пытаются использовать общественную инициативу в своих корыстных целях? Разве это не их долг тактично и умно помогать налаживать нормальные деловые отношения с городскими организациями? Это и будет реальной борьбой за демократию, за слияние интересов общественных с государственными. Ведь поиски «скрытых врагов» и «заговорщиков», которыми увлекаются некоторые ретивые «лидеры» из «Памяти», за версту отдают обывательщиной, а еще точнее — страхом перед демократизацией.

Урок этот стоит запомнить всем. Проблема экстремизма в деятельности неформальных объединений, возможно, еще не раз встанет перед нами.

Мы вникали в суждения своих молодых собеседников, много с ними спорили. Сопоставляли разные точки зрения, в том числе и услышанные в руководящих кабинетах. Да, подчас ребята говорят горячо, сбивчиво. Но ведь честно говорят. И когда у человека от долгого молчания сел голос, не надо морщиться, что он хрипит. Надо подумать, в чем тут причина. Вслушаться: чего же хочет «улица многоликая»...

На памяти у многих слова Чернышевского насчет истории, не похожей на гладкий тротуар Невского проспекта. Откуда же такая ностальгия по накатанным дорожкам? Почему мы думаем, что демократизация сулит нам стерильную общественную жизнь и всеобщее согласие? Настоящее «живое творчество масс», о котором мечтал Ленин, — это не набор благостных примеров для праздничного доклада. Это не ровные шеренги демонстрантов, послушно вышагивающих под очередными лозунгами. Живое — оно своенравно, оно спорит, оно нуждается в понимании. К нему не подойдешь с циркуляром и параграфом. Перестройка — это взлет активности, раскрепощение, поиск. Она порождает новые взаимоотношения между людьми, создает новые структуры. Бесплодны попытки вписать их в старые, подчинить, лишить своеобразия. Что такое самоуправление? Это элемент единой системы, где усилия официальных организаций сливаются с деятельностью широких, кругов общественности. Это исходит из коллективистской сути социализма. Процесс может быть гармоничным, но он не исключает возникновения в ходе реальной практики каких-то конфликтов. Подчас достаточно серьезных. И не надо их пугаться. Наивно полагать, что перестройка в один момент, раз и навсегда разрешит все противоречия, присущие развивающемуся обществу, что сгинут, как туман и наваждение, все трудности и неустройства.

Каждый день прибавляет всем нам гражданской зрелости, умения вести общественный диалог. Что бы ты делал лет пять назад? — спросили мы одного из ребят в затянувшейся за полночь беседе. Он неуверенно повел плечами: сидел бы в квартире да ругал бы власть. А сегодня он готов работать на перестройку. На наших глазах нарождается новая политическая культура молодежи, предполагающая большую ответственность молодых. И важно вовремя заметить ее и поддержать, направить эту энергию на полезные обществу дела,